В землянке

Бьется в тесной печурке огонь,

На поленьях смола, как слеза.

И поет мне в землянке гармонь

Про улыбку твою и глаза.

Про тебя мне шептали кусты

В белоснежных полях под Москвой.

Я хочу, чтобы слышала ты,

Как тоскует мой голос живой.

Ты сейчас далеко, далеко,

Между нами снега и снега...

До тебя мне дойти нелегко,

А до смерти - четыре шага.

Пой, гармоника, вьюге назло,

Заплутавшее счастье зови.

Мне в холодной землянке тепло

От моей негасимой любви.

Мне в холодной землянке тепло

От моей негасимой любви.

Выбравшиеся из окружения штабисты и корреспонденты были размещены в землянке. После всех передряг усталые и промёрзшие солдаты пытались согреться у железной печурки. Сурков достал свой потрёпанный блокнот. По воспоминаниям дочери Алексея Александровича, Натальи Сурковой, он тогда сказал: «Дальше штаба полка не сделал ни шага. Ни единого… А до смерти – четыре шага»; после этого оставалось только дописать: «До тебя мне дойти нелегко…». Эти слова были адресованы жене поэта Софье Антоновне Кревс, которая в то время вместе с дочкой Наташей была в «писательской эвакуации» в Чистополе. Так, ночью в землянке вместе с набросками для фронтового репортажа на свет появились шестнадцать «домашних» строк, ставшие основой для будущего стихотворения «В землянке». Его Алексей Сурков потом отправил жене в солдатском письме-треугольнике. На обороте странички он написал: «Тебе, солнышко мое!». В этом посвящении выражен основной смысловой посыл автора. Только что переживший страшный бой, заглянувший в лицо смерти и чудом спасшийся человек обостренно воспринимает жизнь. Любовь в его сердце становится всеобъемлющей, вытесняя пережитое потрясение. Безграничная нежность изгоняет холод смерти. Но счастье воспоминаний граничит с неизбывной тоской от разлуки с родным человеком. Сам поэт, спустя годы, говорил, что написанные им изначально очень личные строки совершенно не претендовали на то, чтобы стать печатным стихотворением. Оно возникло случайно и не собиралось становиться песней.

В феврале 1942 года в редакцию «Фронтовой правды, где работал Алексей Сурков, из эвакуации приехал композитор Константин Листов. Он попросил у военного корреспондента «что-нибудь, на что можно написать песню». И тут Сурков вспомнил о стихах, написанных домой, разыскал их в блокноте и, переписав их начисто, отдал Листову. По словам Суркова, он был абсолютно уверен, что хотя он свою товарищескую совесть и очистил, но песни из этого лирического стихотворения не выйдет. Листов пробежал глазами по строчкам, промычал что-то неопределенное и ушел. Однако через неделю он снова пришел в редакцию, попросил у фоторепортёра Михаила Савина гитару и спел свою новую песню на предложенные Сурковым стихи, назвав ее «В землянке». Присутствовавшие в редакции люди слушали ее, затаив дыхание. Всем показалось, что песня получилась. Листов ушел, а вечером того же дня Михаил Савин попросил у Алексея Суркова текст и, аккомпанируя себе на гитаре, исполнил песню. Тут всем стало ясно, что она будет иметь успех, коль скоро мелодия ее запомнилась сразу. «Стихи захватили меня своей эмоциональной силой, забрали искренностью, отозвались в сердце, – вспоминал потом композитор. – Время бесконечно тревожное: немцы под Москвой, я один, семья в эвакуации. Думаю, не было тогда человека, у которого душа не болела бы...». После премьеры песни Листов, не имея под руками нотной бумаги, разлиновал обычный лист бумаги, написал на нем ноты и оставил его в редакции. Позже «В землянке» была исполнена писателем Евгением Воробьевым и Михаилом Савиным в редакции «Комсомольской правды» в ходе одного из творческих «четвергов». Стихи и ноты были тут же приняты к публикации. Песня пошла в народ и быстро стала популярной. Ее пели на всех фронтах - от Севастополя до Ленинграда. Константин Листов потом рассказывал: «Я много написал во время войны песен, но ни одна из них не полюбилась слушателям, как эта. «Землянкой» я встречал летчиков, возвращавшихся из боя, на военном аэродроме под осажденным Ленинградом в ноябре 42-го. Пел «Землянку» с балтийцами-подводниками…». По словам композитора, в его памяти навсегда останется момент, когда он в 1943 году на Северном флоте пел «В землянке» вместе с поэтом Василием Лебедевым-Кумачом и капитаном Поночевным – знаменитым командиром артдивизии береговой обороны на Рыбачьем.

Первыми известными исполнителями песни были Леонид Утесов и Лидия Русланова, которая в 1942 году записала ее на пластинку вместе со знаменитым «Синим платочком». Та запись была тиражирована уже после войны, но неповторимое руслановское исполнение запомнилось многим. Впрочем, не все в биографии песни было столь чудесным. Фронтовой цензуре не понравилась ключевая строка «до смерти четыре шага». Цензоры посчитали ее слишком пессимистичной, разоружающей. Даже была сделана запись с отредактированным, более «политически правильным» текстом, но «В землянке» уже пошла в народ и завоевала такую широкую любовь, что никакие внешние вмешательства уже не могли ничего изменить. Оригинальный вариант песни сохранился. Ее взяли в свой репертуар многие коллективы, выступавшие и на фронте, и в тылу. И когда в 1954 году она, записанная народным артистом России Михаилом Новохижиным, прозвучала по радио, ее, как и в годы войны, восприняли очень живо и тепло. Слушатели присылали многочисленные отклики на песню со своими вариантами строчек – настолько глубоко «В землянке» проникла в их сердца. Каждый воспринимал ее как личную, выстраданную, пронесенную сквозь войну. Эта песня стала своего рода знаком подлинной человечности, бережно сохраненной там, где для гуманности нередко не оставалось места. Именно поэтому и сегодня «В землянке» близка слушателям не только как память о Великой Отечественной. Эта песня о настоящей любви в самом широком смысле слова, которая всегда жива. Ну, а под Истрой, на месте той самой землянки, где Алексей Сурков написал свои пронзительные шестнадцать строк жене, в 1998 году был поставлен памятный знак, и к месту, где родилась одна из любимейших наших лирических песен, люди приносят цветы.